ПРИМЕЧАНИЯ К СБОРНИКУ "В АЛЬБОМ"

    В сборник вошли "альбомные" стихотворения 1986-2007, посвященные разным людям, не вошедшие в другие сборники стихотворений, не записанные в аудиоальбомах.
    Некоторых стихотворений нет и в книгах.

    В случаях, когда после даты написания не указана местность, предполагается, что стихотворение написано в Москве.

    История написания стихотворений, соответствие их расположению в книге и найденные опечатки теперь расположены здесь.

    Толкование некоторых слов, необходимые, по мнению автора, для более глубокого проникновения в текст - пока на старых на страницах с отдельными стихами внизу, под автографом. Источники этих сносок кликабельны: пройдя по ним, можно получить еще более подробную информацию.

    ПРИНЦИП НУМЕРАЦИИ СОНЕТОВ

ПРИМЕЧАНИЯ К ОТДЕЛЬНЫМ СТИХОТВОРЕНИЯМ

ОТРАЖЕНИЯ
    Стихотворение в красной книге на 72 стр., без названия.
    Посвящалось однокласснику моему Коле Румянцеву, с которым мы считали зимующих птиц на зимних каникулах в окрестностях вышеперечисленных деревень, в компании Миши Угарова и еще троих подростков - вооповцев и учеников 175 школы с углубленным изучением биологии.
    С Колей, как старшим членом экспедиции (Угаров не считался, он же ж друг детства!) у нас был романчик. В этом стихотворении по сути давалась инструкция грамотного поведения адресата. При всей расплывчатости формулировок можно утверждать, что эта общая инструкция была универсальной для всех привентивных спутников жизни автора, с 16 лет ничего не изменилось в образе ожидаемого принца, в результате он конечно не нашелся.
    В рукописи стихотворение заканчивалось следующим четверостишием:
        Ты не взыщи,
        Ты не соври,
        Лучше молчи,
        Не говори.
    Коля Румянцев был убит в марте 2004 года на Минской трассе, это событие послужило поводом для написания стихотворения "Весеннее 4" (в красной книге на 496 стр.), сборник и альбом "Затворчество".

ПОЭТ АФЕРОВ
    В красной книге на 168 стр., с опечаткой в нумерации. Здесь верная редакция.
    В начале 1991 моя приятельница из биологов Белка Руссо увезла меня в Питер, невзирая на крики о том, что я два года ждала парня из армии. "Ждала два года - подожди еще неделю, не развалится,"- сказала она строго и привезла меня на настоящий хипповый флэт на Лиговском, и познакомила с интересными людьми, которые там обитали в количестве, зарабатывая на еду музицированием на улице. Через неделю я приехала туда уже одна, с полным рюкзаком еды и зависла еще на неделю - сколько позволяли студенческие каникулы. Вернувшись в Москву в прочно измененном сознании, я отправилась почему-то не домой, а в гости к каким-то художникам, а оттуда на ночь глядя к какому-то поэту Коле в котельную трамвайного парка рядом с Матросской тишиной, где часов до трех утра читали стихи. Поэт был волосат, отрешен от мира, не жалел архаизмов, да все что-то о камнях читал, что и отразилось в моем ироническом посвящении ему.
    Тогда, на излете советского периода многие творческие люди работали дворниками, сторожами, истопниками (предпочтительно сутки-трое, конечно). И не тунеядец, что уголовно преследовалось, и времени свободного довольно, и относительно сам себе хозяин. Очень удобно. Дворникам даже предоставляли казенное жилье, если требовалось. Многие в этих полуподвальных, как правило, помещениях устраивали мастерские или студии звукозаписи, например.
    Парень, который из армии, этих моих путешествий в Ленинград не перенес и женился на другой. Но потусить с поэтами, музыкантами и худониками в неформальной обстановке мне казалось интереснее почему-то. Неудержимая тяга к исскуству подвела, можно сказать, автора под монастырь.
    Вторая встреча с поэтом Колей произошла неожиданно у меня дома лет десять спустя - его привел ко мне в гости мой приятель Вадим Жуков, тоже поэт. Коля был уже совершенно лыс и узнаваем только по фамилии, конечно. Его стихи и изображения можно в большом количестве найти в интернете, кому интересно.

СЛОВА НА МУЗЫКУ
    В красной книге на 179-180 стр., без названия.
    Мой друг из биологов Юля Глушкова по прозвищу Штирлиц всегда воспринималась мною как существо высшего порядка, кем-то навроде эльфа. Возможно, потому что, в отличие от меня, она жила по моим меркам правильно. Имея квартиру в Москве - на биостанции в Черноголовке. Тем более позже, когда они переехали с мужем и двумя сыновьями в ЦЛГБЗ (заповедник в Тверской области).
    И одна, и в компании приятелей я всегда с радостью посещала эти дивные места, где и дышится, и пишется легко, где в те годы пытались прочно обосноваться многие мои хорошие друзья.
    Правда, пока я училась на агронома, чтобы со знанием дела к ним позже присоединиться, многие поразбежались. Выросшим в городе детям не удалось органично влиться в деревенский быт. Единицы остались. А я до сих пор не соберусь. А планов-то было громадье. Жить на земле, самим учить своих детей, не зависеть от системы и все такое возвышенное...

    Представленное здесь стихотворение было написано в один из моих визитов к Штирцицу в Черноголовку, на сочиненную ранее музыку, которая впоследствии была напрочь забыта. Чудом сохранился текст.

ПУТАНИЦА
    В красной книге стихотворение на 236-237 стр., без названия и посвящения.
    Это третье стихотворение, посвященное Женечке Любимовой, барышне из нашей биологической 175 школы, помладше меня года на два. Первые два опуса под общим названием "К памяти" и написанные двумя годами ранее, нашли свое место в сборнике ПОСЛУШАЙ, ДРУГ, в красной книге они на 148 стр.
    Как и первые два текста, это стихотворение наполнено символами, значение которых за давностию лет по большей части утрачено и которые носили сугубо частный, альбомный характер. Вдобавок они еще нарочито здесь переставлены местами, что отразилось в конце концов в названии, данном позднее. Призваны все эти стихи, ясное дело, вызывать в памяти адресата образы из тех лет.
    Стихотворение было написано после совместной нашей трехдневной поездки к нашим друзьям, работавшим в те годы на собачьем питомнике в деревне Крутицы Тверской области, где очень много было съедено мяса и выпито технического спирта под преферанс, изредка прерываемый ночными купаниями в Волге и короткими конными прогулками - буквально от огорода до ближайшего дерева.
    Для меня этот выезд особенно запомнился лихой ездой на тракторе. Сперва мы, провожая девчонок (Женечку и сестер Бурских) до автобуса в тихом патриархальном городе Старица, снесли поднятым люком все лампочки на автостанции. На обратном пути Шура Мокроусов (тоже наш, вооповец, один из хозяев питомника) сказал: "Давай, Танюша, веди, а я посплю". Пока не кончился асфальт, все было прекрасно, потом пошел гравий и выбоины. Шура проснулся от удара головой, долго ловил по полу мои скачущие очки, но все обошлось, я вернулась в ЯСТ вся в синяках, но очень довольная собой - на практике нам не разрешали ездить на девятой скорости.
    "Нормально Косарева поболела,"- сказали мои соседки по общежитию, увидев мою довольную загорелую рожу в царапинах и кровоподтеках - я пропустила часть практики по справке. Справку на три дня давали каждому с температурой 36,9 - а у меня тогда всегда была такая температура, что позволяло мне ездить, когда и куда заблагорассудится. Но, к сожалению, только на три дня.

В ЭЛЕКТРИЧКЕ
    В красной книге на 241 стр., без названия и посвящения (С. Кудлаю), с опечаткой во второй строке второй строфы (лишняя запятая).

ОЛЬГЕ ТОЛСТОЙ. ЛИСТОК
    В красной книге на 294 стр., без названия. Впервые было опубликовано в сборнике "Тонкая прослойка" — антологии непрофессиональной поэзии, изданной Игорем Белым в 1995 году.
    Ольга Толстая училась в нашей 175 школе до 1988 года, занималась в КЮБЗе (кружок юных биологов зоопарка). Жила в Чертаново. Стихотворение было написано у нее дома, где мы собирались, чтобы обсудить проект написания мной, Игорем Белым и Алексеем Ворониным определителя рептилий и амфибий Подмосковья в стихах.
    Тексты осени 1994, когда автор начинает учиться заочно в Литературном институте, изобилуют ветрами и листьями. Ветер дует чуть не в каждом стихотворении на 284—296 стр. Еще летом, в РОМАНСЕ 1 (283 стр. СС) появляется и надолго остается образ пруда — это круглый пруд на улице Дружбы, в пяти минутах ходьбы от дома поэта. Любимое место прогулок и раздумий.
    Стихотворение однозначно перекликается с программным ЛИСТКОМ Михаила Юрьевича Лермонтова (1814—1841), который, в свою очередь, явно оторвался от ЛИСТКА Антуана-Венсана Арно (1766—1834) в переводе Дениса Васильевича Давыдова (1784—1839), написанного лет на тридцать раньше.
    Позже автор употребит этот же образ в четвертой части поэмы ЕЛЕНА, но листок уже в пруду утопит. Пока же мы видим его в роли золотого яблочка на блюдечке из русских народных сказок, легким и непринужденным, с прозрачным налетом печали от осознания собственной неприкаянности.